Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Воскресенье о Страшном суде. Придет день, когда мы все встанем перед Богом, каждый из нас со своей жатвой, и, как говорит Книга Откровения, каждое царство и каждый народ с жатвой своей славы и своего позора. В этот день время веры пройдет; потому что вера — это уверенность в вещах невидимых, а в тот день, в ослепительном сиянии славы Божией, мы уже будем видеть; мы будем видеть Бога, как Он видит нас, мы узнаем Его, как Он знает нас. И время надежды пройдет, потому что надежда — это ожидание, а в тот день всё уже исполнится; это будет восьмой день, последний день становления; это будет первый день вечности. И на этом пороге мы будем стоять; с чем мы предстанем? Каков будет плод всей жизни, каждого из нас в отдельности, всех нас в нашей целокупности? Не как толпы разобщенных личностей, но как живого тела людей, которые все были крещены во Христа, в единство, все призваны, силой Святого Духа, в Единородном Сыне Божием быть единородным сыном Божиим. С чем мы предстанем тогда? Когда вера и надежда пройдут, единственное, что останется, будет любовь. И сегодняшняя притча говорит об этом; не столько об ужасе, о страхе, который, может, и охватит нас, сковав наши сердца, или наоборот, охватит, как огонь, в котором мы сгорим мгновенно. Притча говорит о том предстоянии, когда мы увидим, что весь смысл жизни была любовь, и спросим себя: есть ли во мне хоть капля любви? Принес ли я плод любви? Притча не обещает, что мы будем оправданы, потому что говорили себе и другим, что верим в Бога, потому что называли себя учениками Христа. Он Сам сказал: в тот день тех из нас, которые не жили евангельски, не были Его учениками во всей правде, Он за Своих не признает. Но мы, может быть, скажем: не молились ли мы в Твоих храмах? Не творили ли мы даже чудес Твоим именем? — и Он ответит: Отойдите, делатели неправды. Но на что мы можем тогда надеяться? Притча говорит об этом так ясно, и это можно выразить одним словом: если вы были человечны, тогда вы принадлежите Царству. Если не были человечны, то не принадлежите… Христос не ставит вопросов о вере; Он ставит вопрос о том, было ли в наших сердцах сострадание, умели ли мы видеть страдание вокруг нас и отозваться — или же нет. И если мы отозвались, то мы Ему родные. Но в этой притче есть еще что-то даже более дивное; она обращена не только к христианам, к ученикам и верующим. Когда Христос скажет тем, кто был полон сострадания, полон любви: вы сделали всё, что нужно: вы накормили голодного, вы приютили бездомного, вы посетили больного, вы не постыдились признать за брата того, кто был в тюрьме — все эти люди ответят: Но когда мы видели Тебя?.. И Христос скажет: что вы сделали одному из Моих братьев, вы Мне сделали… Не дивно ли подумать, что любовь — как мост, перекинутый над любой бездной, что любовь выдерживает и торжествует над любым испытанием; что быть человечным даже не значит видеть в брате образ Божий, видеть в брате кого-то, кого любит Бог, за кого Он положил Свою жизнь. Достаточно увидеть в нашем ближнем его нужду в сострадании; увидеть человека, ничего больше — и тогда окажется, что мы поступили правильно. Хочу сегодня сказать еще об одном. Сегодня день, когда мы вспоминаем Страшный суд, но это также начало поста; с сегодняшнего дня православные воздерживаются от мяса. Есть ли в этом какой-то смысл, кроме подвига и дисциплины? Да, думаю, что есть. В 9-й главе книги Бытия есть страшный отрывок. После потопа, когда человечество стало еще более слабым, чем прежде, еще менее укорененным в Боге, более трагично одиноким, более трагично зависимым от твари, потеряв общение с нетварным, Бог говорит Ною: теперь всё движущееся на земле, все твари будут вашей пищей; они будут вам в пищу, а вы будете им в страх… Это то взаимоотношение, которое человеческий грех, потеря Бога, установит между нами и всем тварным миром, но особенно мучительно и чудовищно — с животным миром. И воздержанием от мяса во время поста мы свидетельствуем, что мы это понимаем и — о, в какой малой мере! — стремимся искупить. Мы — страх тварного мира; мы разрушаем его, мы портим и загрязняем его, а призваны мы были изначала вести его в вечность, в славу Божию, в совершенную красоту, которую Бог задумал для всей твари. Мы были призваны сделать из этого нашего мира собственный мир Божий, Божие Царство — не в том смысле, что Он властвует над нами, а в том, что это Его семья: место, где Он живет среди Своей твари и где творения Божии могут ликовать о Нем и друг о друге. Поэтому будем помнить, что в ту меру, в какую мы будем верными призыву Церкви — это не только акт, которым мы стараемся освободиться от подвластности материальному миру, но и признание нашего греха против мира; и хоть в этой малой мере — усилие исцелить наносимую нами порчу, свидетельство, что мы понимаем, что мы сокрушаемся сердцем, и что даже если мы не можем жить иначе, мы болеем душой, стыдимся и поворачиваемся к Богу и к миру, к которому мы относимся так беспощадно, с сокрушенным и кающимся сердцем.
Аминь!